POOR LITTLE RICH GIRL
Эдит «Эди» Минтерн Седжвик появилась на свет в состоятельной и уважаемой калифорнийской семье с богатой родословной, где каждый предок чем-то да прославился в истории Соединенных Штатов. Деньги, связи, большое поместье в Санта-Барбаре… Казалось, у них было все. Однако детство будущей иконы 60-х если и было похоже на сказку, то на жутковатую. Отцу Эди, Френсису Седжвику, еще до ее рождения поставили диагноз «биполярное расстройство» (маниакально-депрессивный психоз). Врачи категорически не рекомендовали ему иметь детей: недуг передается по наследству. Правда, ни Френсис, ни его жена Элис к советам не прислушались — родили восьмерых.
Через много лет кузина Эди, голливудская актриса Кира Седжвик, сказала в интервью: «Та ветвь Седжвиков — просто кучка сумасшедших. Психические болезни — это у них в крови».
Трудно сказать, что стало главной причиной того, что психика юношей оказалась нестабильной и уязвимой — наследственность или травматичные отношения с отцом.
Френсис был человеком деспотичным и жестоким. Детей держал в «черном теле», еще и перевел на домашнее обучение — они практически не покидали пределы поместья. Сама Эди незадолго до смерти призналась брату Джонатану, что отец растлевал ее. Кроме того, как-то раз, в 13 лет, она застала его с очередной любовницей. В ответ на обвинения дочери Френсис ударил ее, обозвал лгуньей и отправил к психиатру, чтобы тот «вправил ей мозги». С тех пор в жизни Эди началась длинная череда «каникул» в самых разных психиатрических лечебницах. Сперва ее лечили от анорексии и булимии, которые дали о себе знать на фоне нездоровых отношений с отцом, позже — от пристрастия к запрещенным веществам
Впервые Эди попробовала наркотики, став студенткой Кембриджа в 1963 году. Ее подруга и однокурсница Лилли Сааринен вспоминает: «Она была такой беззащитной, побаивалась мужчин. Хотя им она очень нравилась, многие хотели позаботиться о ней». Заботу, как известно, каждый понимает по-своему. Некоторые — как возможность устроить «подопечной» побег от суровой реальности. Учеба Эди в Кембридже не продлилась долго. Уже в 1964-м она переехала в Нью-Йорк, где бабушка оставила ей в наследство квартиру. Вроде бы, она мечтала стать моделью и актрисой, но главная цель переезда была другой: «Я отправилась в Нью-Йорк, чтобы увидеть все своими глазами… Кажется, так пишут в детских книжках? Я переехала, чтобы понять, наконец, что такое настоящая жизнь», — говорила впоследствии сама Седжвик.
любимой книгой была «Алиса в стране чудес» Кэрролла. Она даже мечтала однажды снять по ней фильм, в котором, конечно, сыграла бы главную роль. Увы, этому не суждено было сбыться. Хотя, если вдуматься, она и так была Алисой — хрупкой милашкой в непонятном мире, населенном странными людьми. Лучше места, чем Нью-Йорк 60-х для того, кто мечтает узнать жизнь во всей полноте, не найти. Этот город, с его безумием, атмосферой бунта, творчества и свободы, стал для нашей Алисы кроличьей норой, в которую она надолго провалилась.
До Нью-Йорка она выглядела просто милой девушкой с огромными глазами, темными длинными волосами и детскими щечками. Была полна комплексов и одновременно жаждала веселья, вечеринок и популярности. Другу, который помог Эди переехать из семейного поместья, она сказала, что хочет быть моделью и что «только в Нью-Йорке настоящая ночная жизнь». Баснословных денег у нее не было: родители не очень-то стремились ей помогать, а жизнь она вела роскошную не по средствам. Например, передвигалась исключительно на лимузинах, ела в лучших ресторанах, танцевала до утра на вечеринках, которые потом обсуждал весь Манхэттен. Наркотики в те годы окончательно стали ее любимой отдушиной — с помощью них Эди обретала уверенность в себе и в окружающем мире.
На одной из вечеринок, в 1965-м, она встретила Энди Уорхола, художника, иллюстратора, провокатора, режиссера независимого кино, основателя поп-арта, уже тогда одного из знаменитейших представителей нью-йоркской арт-сцены. «Она танцевала, словно древняя египтянка, — вспоминал он их первую встречу. — Красиво, грациозно наклоняла голову. Так не умел больше никто. Люди так и называли этот танец — „седжвиком“».
Он сказал: «Один только взгляд на нее — и я увидел, что у нее проблем больше, чем у любого другого человека, которого я когда-либо встречал. Такая красивая и такая больная».
«Фабрика» Энди Уорхола, которая была одновременно апартаментами, мастерской, киностудией и клубом, с первого взгляда очаровала Эди своей безумной и творческой атмосферой. Здесь собирались самые яркие представители богемы. Седжвик регулярно снималась в арт-хаусных короткометражных фильмах Уорхола. Самые известные — «Винил» (уорхоловская интерпретация «Заводного апельсина») и «Бедная богатая девочка». Последний показывал день из жизни беспечной светской тусовщицы — фактически Эди сыграла в нем саму себя. Картины не выходили в широкий прокат, их показывали лишь в арт-пространстве Уорхола, на так называемой «Фабрике» (гибрид мастерской, студии, сквота и места для вечеринок), но богемному Манхэттену этого хватило для того, чтобы возвести Эди Седжвик в ранг новой иконы.
Уорхол говорил о ней: «Она была рассеяна и беззащитна, это делало ее отражением тайных фантазий каждого. Она могла быть кем угодно — маленькой девочкой, женщиной, умной, глупой, богатой, бедной. Прекрасная-прекрасная пустышка».
Со стороны казалось, что Эди добилась всего, чего хотела. Но, как и ее фальшивое богатство, успех был лишь видимостью. Она мечтала о серьезной актерской карьере, а получала невразумительные, по ее собственному признанию, роли в арт-хаусных короткометражках Уорхола. Эта идиллия продлилась недолго: в начале 1966 г. модель Эди Седжвик познакомилась с музыкантом Бобом Диланом и влюбилась в него. Он посвящал ей песни и обещал сделать из нее певицу и актрису, если она уйдет от Уорхола. Эди выполнила его требования, но спеть с Диланом и сняться с ним в фильме ей так и не довелось. Переехать к нему, как она планировала, также не получилось — Боб забыл сообщить ей, что недавно женился
К концу 1966 г. Эди растратила почти все свое огромное наследство и уже не могла обходиться без кокаина и героина. Однажды она заснула с зажженными свечами — квартира сгорела, она попала в больницу с ожогами. После этого она занималась проституцией, чтобы раздобыть новую дозу, и все чаще оказывалась в лечебницах. В перерывах между больницами и попытками покончить с собой Эди даже успела выйти замуж за одного из пациентов клиники. И даже закончила съемки в фильме Ciao Manhattan. Сумбурный и мрачноватый, фильм, по сути, превратился в исповедь отчаявшейся женщины с нестабильной психикой и множеством зависимостей. Некоторые даже заговорили о возвращении иконы. Но что-то в ней надломилось. Бедная богатая девочка прожила такую длинную короткую жизнь. 16 ноября 1971 года она умерла во сне, отравившись смесью алкоголя и барбитуратов: то ли случайно, то ли намеренно. Ей было всего 28 лет. Впрочем, за эти годы она, пожалуй, сумела пережить, испытать и перечувствовать столько, сколько некоторые не успевают за семьдесят. Увы, водоворот той самой жизни, к которой она стремилась прикоснуться, затянул ее слишком глубоко, так и не позволив выплыть на берег.
Уже через месяц после встречи Уорхол и Эди — с новой короткой стрижкой и ярко накрашенными глазами — летели в Париж на открытие его выставки Flowers. В дорогу она взяла два бабушкиных манто: одно на себе, второе в дорожной сумке. В ресторане отказалась сдать шубу в гардероб — не могла же она остаться в одном белье. Чтобы стать еще ближе к Уорхолу, Эди не только остригла свои чудесные волосы, но и покрасила их серебряным спреем, тем самым, которым ее «близнец» наводил себе искусственную седину и красил стены в «Фабрике». В первом «фабричном» фильме с ее участием («Винил») она появилась на три минуты, и все сразу начали спрашивать: «Кто эта блондинка?» Тогда же Уорхол назвал ее суперзвездой и позвал на главную роль в сериале Poor Little Rich Girl. Он называл свою музу «настоящим новатором в моде — как по необходимости, так и для забавы».
Была у нее такая особенность: рядом с ней каждый чувствовал себя более значительным.
Модный Нью-Йорк тем временем окрестил Эди «девушкой в черных колготках». Life написал, что мисс Седжвик сделала для рекламы этих колготок больше, чем кто бы то ни было, со времен Гамлета. Она действительно обожала носить колготки с белым мини-платьем, свитером или просто с майкой. Но черные колготки были лишь частичкой ее стиля.
Любая, самая дешевая вещь выглядела на ней шикарно — как другим и не снилось. Конечно, Уорхол научил ее не бояться быть яркой индивидуальностью. Но долго ли надо было учить этому девушку, которая в 14 лет обожала скакать на лошади под проливным дождем? По мнению Роберта Хейда, соавтора сценариев фильмов Уорхола, не Энди учил Эди одеваться, а она его: «До встречи с ней он очень хотел быть стильным, но не знал, как это сделать». Зато она знала.
Секрет уникального стиля Седжвик был в том, что она обращалась с одеждой по-своему, как в голову взбредет. Носила балетные легинсы как джинсы. «Легинсы и рубашка. Вот и все, что нужно девушке. Эди превратила этот наряд и длинные огромные серьги в андерграундную версию маленького черного платья с жемчугами».
Облегающие черные вещи — трико и мини-платья — стали одной из самых ярких черт «стиля Седжвик». Еще она обожала леопардовые пальто — могла накинуть такое прямо поверх трико или на голое тело.
Шубу — не только на белье, но и просто на голое тело, как халат. Леопардовое пальто — с кепкой таксиста. Покупала вечернее бархатное платье в пол, делала из него мини и носила с теми же колготками и черной соломенной шляпой. Покупала футболки в отделе для мальчиков, а мини-юбки — в отделе для девочек.
И серьги! Длинные, свисающие до плеч огромные серьги с драгоценными камнями и без, иногда из шелка, но всегда роскошные, как у восточных красавиц. Уорхол считал, что никакие украшения не делают человека более красивым, «однако заставляют его чувствовать себя более красивым». Но для Эди это было иначе, глубже. Как-то она призналась, что по серьгам человек может ее проанализировать и угадать, в каком она состоянии.
«У нее была очень короткая стрижка и длинные сережки, — вспоминал Энди Уорхол. — Видимо, серьги заменяли волосы. Она отбрасывала их рукой от лица, словно пряди».
Через сорок лет лучшим экспертом по стилю Эди стал Джон Данн, дизайнер по костюмам фильма Factory Girl («Я соблазнила Энди Уорхола»), где главную роль неплохо сыграла Сиенна Миллер. Скрупулезно изучая архивы, Данн был поражен фантазией героини фильма: «У нее не было любимого дизайнера, гуру или стилиста, как у всех нынешних икон стиля, она все придумывала сама. А как она умела миксовать: дешевое с дорогим, простое с вычурным, старое с новым! Она была первой молодой девушкой, которая носила бабушкино норковое манто с чем угодно и без всего. По ее примеру модники того времени учились давать новую жизнь старым вещам, сочетать винтаж и футуристические вещи новомодных дизайнеров».
Среди новомодных дизайнеров 1960-х Эди обожала Руди Гернрайха и Бетси Джонсон.
В октябре 1965 года на выставке Уорхола в Филадельфии гостей поразил прежде всего наряд его музы: розовая эластичная майка до пят с длиннющими рукавами, которые полагалось закатывать, — но Эди не любила слово «полагалось». В этом платье и в серьгах-люстрах Kenneth Jay Lane Эди снялась для Life. Автором наряда был Руди Гернрайх: дизайнер, в 30 лет рисовавший эскизы платьев для легендарной художницы по костюмам Эдит Хэд, к тому времени уже год купался в лучах славы, выпустив купальники монокини (это те, что с открытой грудью) и постоянно экспериментируя с искусственными тканями. Кстати, в книге Fifty Fashion Looks, that Сhanged the 1960s они рядом: монокини Гернрайха и Эди, позирующая на стремянке в широких укороченных брюках.
Дизайнер Бетси Джонсон — бывший редактор нью-йоркского журнала Mademoiselle — тоже использовала для создания одежды винил, люрекс и сетку, внедряла в моду уличный стиль и даже основала с друзьями авангардный бутик Paraphernalia. Веселая, бесшабашная Бетси нашла в Эди идеальное лицо и тело для бренда Paraphernalia. «Она была it. Одна на триллион. И милая, простая. Я не знала другой Эди Седжвик. Только милую девочку с широко распахнутыми глазами, полную энтузиазма и света». Ах, эти глаза! Эди зачерняла их так, что Твигги по сравнению с ней выглядела ненакрашенной.
Седжвик была завсегдатаем культового для 60-х магазина футуристической одежды (блестящие ткани, строгие силуэты, мини и пластик) Paraphernalia. «Она была фактически моей первой моделью, — вспоминает владелица бутика, дизайнер Бетси Джонсон. — Походила на мальчишку. Думаю, с нее-то и началась вся эта мода на унисекс».
В ее коллекции было 50 пар накладных ресниц разных размеров: самые большие напоминали крылья летучей мыши. Множество тюбиков туши, которую она наносила в десять слоев, и тени всех оттенков, какие выпускал Revlon, и двадцать коробочек румян Max Factor. При этом у нее была чистая алебастровая кожа, излучающая блеск и свет. (Как говорила о ней Диана Вриланд: «Обожаю наркоманов, у них всегда такая светлая кожа!»). Но лицо Эди сияло от рождения, и порой это выглядело как настоящая аура, которую наркотики могли только разрушить.
К лету 1965 года каждый шаг Эди привлекал внимание прессы. Так, New York Times 26 июля опубликовал ее фото с подписью: «Эди Седжвик, новая суперзвезда андерграундных фильмов, пришла на пикник в своей знаменитой униформе: черные колготки, полосатая футболка и золотая панама с красной подкладкой». В августе о ней написал Vogue в рубрике youthquacker о юных королевах стиля, которую — якобы — Диана Вриланд придумала, познакомившись с Эди. Знаменитый снимок, где первая it girl стоит на кровати с высоко поднятой ногой, как балерина, в дальнейшем висел на стене у многих будущих знаменитостей, включая Патти Смит. Кстати, лошадь на своей стене Эди нарисовала сама. «Она не могла жить обыденной жизнью. Ей нужен был гламур, весь этот блеск… Если она приходила куда-то и не все оборачивались в ее сторону, то через двадцать секунд она придумывала трюк, чтобы привлечь всеобщее внимание».
