Дайте слову экспонату и Гениальные лоси
Гениальные лоси как исследовательский проект для молодежи
Мы поговорили с руководительницей проекта «Гениальные лоси» — инициативы, выросшей из большого грантового проекта «Genius loci. Владикавказ-Москва» и ставшей самостоятельной исследовательской лабораторией. Участники проекта исследуют городскую повседневность и ищут новые способы рассказывать о ней.
Юлия Коржевина — музейный педагог, руководительница проекта «Гениальные лоси»
Что такое проект «Гениальные лоси», как вы его позиционируете и как пришла идея его создания?
«Гениальные лоси» — это исследовательский молодежный проект. Нас интересует, как мы чувствуем, видим, слышим город и какое место для себя определяем в этом городе. Мы занимаемся изучением повседневности. Проект вырос из большого грантового проекта «Genius loci. Владикавказ-Москва». Мы решили тогда исследовать гениев места, поэтому и придумали такое название. Genius loci — читай как «гениальный лось». Однако гений места — сложный объект для изучения. Пришлось его определить для себя. Так появилась наша формула-девиз: гений места — в уникальном, а уникальное — в повседневном
История началась около четырёх-пяти лет назад. Я была в экспедиции на Северном Кавказе, приехала во Владикавказ и увидела работы ребят из местной молодежной команды филиала, которая тогда называлась «Аланика Teens». Ребята сделали тематические световые проекции в разных — значимых для них — городских локациях. Вечером я увидела эти проекции — и они произвели на меня сильное впечатление. Мне понравились и проекты, и сама деятельность филиала. Я тогда пришла к Наташе Гомберг и предложила что-то совместно придумать. Какое-то время эта идея откладывалась, а потом мы уже вместе с Галой Тебиевой, руководительницей филиала, вернулись к разговору и придумали проект в несколько расширенном формате. В рамках этого проекта ребята из Владикавказа и Москвы исследовали, чем или кем для них может стать «гений места», и на основе этих размышлений создавали арт-объекты во Владикавказе и подкасты в Москве. Тогда мы для себя сформулировали: гений места — в уникальном, а уникальное — в повседневном. С этого всё и началось.
Проект не получился бы без сокураторов — Марты Яраловой и Марии Филатовой. Позже московская команда поняла, что хочет продолжать — так мы начали работать как мастерская при Пушкинском музее, изучая «гениев места» уже в более широком контексте.
Сейчас «Гениальные лоси» — уже не мастерская при музее. Мы существуем отдельно, но остаёмся дружественным проектом Пушкинский. Ю: любим друг друга, развиваемся в разных плоскостях и говорим на разные темы. Вот так все началось.
В чем заключается идея и задача формата «Гений места»?
Исследовать «гениев места» меня вдохновил журналист Пётр Вайль. Он написал книгу «Гений места» — своеобразный путеводитель: в каждой главе Вайль сравнивал два города и пару людей, в них проживавших. Его интересовало, как эти люди повлияли на места их обитания.
Мне хотелось делать что-то подобное. Однако, с пониманием, что история про «гениев места» — это не только про громкие имена. Во-первых, это возможность ребятам из разных городов осознать, что мы воспринимаем город по-другому, если в нем живет дорогой нам человек. Для нас это место сразу становится близким, родным и понятным. Во-вторых, интересно фокусироваться не только на биографиях людей, которых уже сделали локальными героями (вопрос, почему так произошло, тоже интересно себе задать). Часто приезжаешь в город, и тебе говорят: вот здесь родился, женился, умер, творил такой-то человек, вот наш «гений места», но на одном человеке городская история не заканчивается. То за что мы полюбим город может быть скрыто в чём-то другом — это и интересно выяснить.
Историю, который я люблю приводить в пример, когда рассказываю про это, подарила мне участница из Владикавказа — Лада Платова. Она во время проекта уехала на несколько дней в Тамбов к бабушке, а вернувшись сказала: «Я заметила, что заборы там очень низкие, маленькие, вообще как бы не существует. А у нас во Владикавказе они большие, с бутовой кладкой. Оказывается, в таких мелочах города отличаются друг от друга. Благодаря этой повседневной детали я стала понимать, чем отличается один город от другого». В общем, это фраза неплохо отражала то, что философия проекта откликнулась и была усвоена.
В общем, когда-то тогда я поняла, что для меня практика поиска «гения места» заключается в том, чтобы пробовать избавляться от шаблонных установок и наблюдать за собой. Мне очень хочется, чтобы лоси тоже это осознали. Потому что в общем-то весь наш проект направлен на то, чтобы участники попытались найти свою точку интереса в городе или музее, а потом смогли объяснить, почему о ней будет интересно послушать кому-то другому.
Какой возрастной диапазон участников и как вы подбираете ребят? Варьируется ли это от проекта к проекту?
Могу рассказать, как собирается команда. В шапке канала «Гениальных лосей» в Телеграме указаны мои контакты. Я провожу с каждым участником разговор — не собеседование, потому что я никого не отсеиваю. Мне важно посмотреть, что нравится и хочется делать человеку в проекте, как он думает о городе, откуда он узнал про «Гениальных лосей» и почему захотел участвовать. На основе этих вопросов я стараюсь выбирать подходящий образовательный трек.
Если говорить про возрастной диапазон, то он меняется. Когда мы начинали, это было примерно от 14 до 22 лет. Сейчас проект растёт вместе с участниками, и средний возраст — одиннадцатый класс — первый курс. Так что «Гениальные лоси» из подросткового перешли в стадию молодежного, но действительно были подростковым в какой-то момент.
Какие форматы вы используете? Вы упомянули подкасты, кемп. Что ещё есть — экскурсии, лаборатории?
Тот проект с Владикавказом завершён, упакован и представлен на сайте. «Гениальные лоси» — это продолжение с новыми установками. Форматы выбираются в зависимости от того, как участники хотят представить своё исследование про музей или город. Это подкасты, посты в Телеграм-канале, мастер-классы. Например, у нас были выпуски про музейные архивы, и к одному из них мы сделали мастер-класс по мейл-арту — такой термин придумали для художественной практики украшения почтовых конвертов. Еще лоси любят проводить прогулки: этой осенью была фотографическая и бердвотчерская.
Ну и с прошлого года мы начали работать большими спецпроектами: делали зин про Тарусу — брали интервью у тарусян, рассказывали, как развивался город в 60–80-е годы, как сосуществовали лирики и физики и почему в этом городе на Оке так много художников. Или, например, придумали кемп на фестиваль «Архстояние» — предлагали гостям фестиваля пройти перепись и нарисовать свое воплощение на трех и четырех метровой карте населения. Потом сделали из всего этого мультфильм.
Так что работаем в разных направлениях и техниках.
Как строится работа с участниками? Вы упомянули, что в зависимости от запроса определяете образовательное направление. Что это за методики, теории?
Основное поле, которое меня интересует, — городская антропология. Нам важны люди — то, как они себя чувствуют в городе, как проявляются их интересы, желания, мечты в городской среде. И как желания «гениальных лосей» отражаются в материалах, которые они выпускают. То есть фокус на человеке. Даже если ребятам, которые учатся на искусствоведов или хотят быть историками искусства, нравится говорить про архитектуру, это всегда немножко социальная история искусства.
Если говорить про жизнь внутри проекта, то есть образовательные встречи и рабочие встречи, потому что без образовательного компонента не получается создавать продукты. Мы стараемся встречаться раз в неделю, обсуждать разные темы. В рамках этих обсуждений могут рождаться новые материалы. Иногда это рабочие встречи, где мы говорим о том, что получилось, не получилось, что хотим делать дальше.
Моя глобальная мечта — превратить «Гениальных лосей» в бюро, которое могло бы закрывать потребности в креативных продуктах или мероприятиях, которые могут быть у разных музеев и малых городов. И это желание не продиктовано позицией — посмотрите какие мы умные. Скорее хочется помочь и так перегруженным сотрудникам популяризировать их коллекцию и город заодно. Мы пробовали так делать с Тарусой, сейчас делаем антигид по Сергиеву Посаду. Хочется развивать проект в таком ключе и превратить лосей в бюро, где будут люди, которые во-первых, умеют слушать и задавать вопросы, а во-вторых, умеют делать многое от художественных работ до монтажа подкастов.
Какие запросы у участников или партнёров были за последнее время? Например, идентичность, семейная история, культурное наследие?
Вы перечислили глобальные тренды в выставках и проектах — семейная история, идентичность. Если говорить про партнёрство, например, мы активно сотрудничаем с издательством «Ад Маргинем» — у ребят часто был запрос на фиксацию личных переживаний людей о городе. Мы придумывали мастер-классы, в рамках которых участники могли бы делиться впечатлениями о месте, воображать его по-новому, фантазировать, как бы выглядело пространство, если бы в нём было всё хорошо. Например, одна из участниц проводила во Владивостоке мастер-класс, на котором предлагала вообразить Владивосток будущего, а еще рассказывала, зачем вообще горожанам мечтать и представлять новые города.
Если говорить про участников, то это очень разные запросы. Алина, включившись в проект, рассказала, что хочет сделать материал про то, как мегаполис вымывает твою национальную или локальную идентичность. Ева, переехав из Петропавловска-Камчатского в Санкт-Петербург, стала думать про сложности переезда и адаптации на новом месте. Насте важно поднимать вопросы, связанные с позицией женщин в городе — стигмами и страхами, с которыми они сталкиваются. Интересов много: кто-то любит театры и хочет рассказывать, как они существуют в городе, кто-то наблюдает за птицами, кто-то ездил церкви реставрировать. Запросы разные, но всех их объединяет внимание к себе и своему окружению.
В случае с Тарусой — это история про семейную жизнь, генеалогию, культурные связи. Среди участников очень разные запросы. Одна девочка, когда приходила в проект, говорила, что хочет придумать проект про собственную идентичность, которая размывается в мегаполисе, где не важно, кто ты по национальности, а важно, из какого ты города и как встроен в него. Другая участница, с основания «Лосей», сама из Петропавловска-Камчатского, а сейчас переехала в Петербург, хочет думать про переезд, адаптацию, опыт миграции. Если говорить про идентичность, то одной из участниц важно поднимать вопросы, связанные с женщинами в городе, стигмами, страхами, с которыми они сталкиваются, — подсвечивать это со своей позиции. Или, например, темы бездомных. То есть просветительский взгляд. Интересов много: кто-то любит театры и хочет рассказывать, как они существуют в городе. Запросы разные, но треки, связанные с городской урбанистикой, идентичностью, разговорами с бабушками и дедушками, сохраняются в культурном поле. Это проявляется и в партнёрствах, и в проектах ребят.
Как вы взаимодействуете с участниками из разных городов? Какая география проекта?
Я люблю говорить, что у нас широкая география. Сейчас это, в основном, ребята из Москвы, Петербурга и Петропавловска-Камчатского. Мы преодолеваем часовые пояса и расстояния с помощью мессенджеров и созвонов. Раньше я была в Москве, и большая часть команды тоже. Сейчас я живу в Санкт-Петербурге, и прошлый год стал проверкой на сохранение чувства сопричастности. Мы стараемся это решать через общие спецпроекты, когда нужно куда-то поехать, а до этого готовиться, встречаться, общаться. Также это регулярные встречи онлайн, в этом году они иногда проходили в гибридном формате. И, конечно, поддержка в личном общении с ребятами.
Расскажите про партнерства. Ждать ли нам книгу, справочник? С кем вы работали в сфере культуры?
Я мечтаю сделать книжку, это было бы здорово. Из партнёрств: мы, выросшие из Пушкинского музея, с радостью говорим про взаимодействие с ГМИИ. У нас был целый сезон про музейных «гениев места», где мы разговаривали с людьми, которые невидимы для посетителя. Ребята брали интервью у сотрудников музея, болтали про то, как музей работает и как встроен в город. Этот выпуск подкастов был ценен тем, что у ребят появилось понимание, как институция встроена в городскую среду — не просто вещь в себе с белыми колоннами у метро «Кропоткинская», а живой организм со своей историей.
Мы активно дружим с городом Тарусой — смешно брать в партнёры город, но из-за зина нам пришлось взаимодействовать с разными проектами там. Мы проводили презентацию зина в Доме литераторов в формате аукциона воспоминаний, просили горожан делиться рассказами про тарусские места. Также работаем с независимыми книжными, ярмарками зинов.
Сейчас хотим делать игру с ребятами из digidi — проект, который специализируется на карточных играх для увлекательных прогулок. Ещё из партнёрств — «Архстояние».
Бывают микропартнёрства по большой любви: кто-то записывает подкаст с представителями той или иной организации — и мы начинаем дружить. Недавно Настя записывала выпуск про ВИЧ и говорила про то, как важно лишаться предрассудков в таких разговорах. После этого подкаста мы пополнили копилку партнёрств фондом «СПИД. Центр».
Как вы видите динамику проекта за три года? Что принципиально изменилось в организации, процессах?
Многое поменялось. Во-первых, из мастерской при музее мы выросли в независимый проект. Раньше мы были сообществом внутри Пушкинский. Ю, теперь мы — отдельный проект со своим сообществом, хотя генеалогия с музеем прослеживается. Во-вторых, масштаб и уровень проектов. Я уже говорила про идею сделать исследовательское молодежное бюро, которое могло бы выполнять спецпроекты для музеев и городов, потому что у ребят много компетенций — вёрстка, монтаж, рисунок, дизайн. В-третьих, проект растёт вместе с участниками. Я каждый год провожу встречи с ребятами, разговариваю, как им год в проекте, что хочется делать, куда расти. Так вот раньше это было желание реализовать единичную историю: записать выпуск, сделать рубрику. Сейчас все звучит гораздо амбициознее. Кроме того, если раньше проект ассоциировался с подкастами, то сейчас переформатировался на материальные продукты, которые можно держать в руках, передавать, дарить.
Ну и сейчас образовательный пласт стал меньше. Сейчас мне хочется больше работать на устойчивость и жить в сообществе. Это скорее рабочий проект с элементами образовательного, чем чисто образовательный, как раньше, потому что участники уже многое умеют. Образовательная нотка появляется по требованию — если чувствую, что что-то проседает, то предлагаю организовать лекцию, встречу или мастер-класс.
В чём ценность проекта для музеев? Чем он может быть полезен с точки зрения философии и исследовательской парадигмы?
Если говорить про философию, то мы живём в мире, где музеи давно перестали быть местами, где выставляются шедевры, на которые мы приходим посмотреть трепетно и выйти преобразованными. Понимать, что музей — это структура, где работают люди, которые своими интересами влияют на экспозицию, выставочные планы, а еще видеть за зданиями людей — это подход, который мне хочется транслировать. Когда мы делали лабораторию в Камчатском краевом объединенном музее и записывали подкаст про это, то обсуждали, что краеведческие музеи кажутся похожими друг на другу, а оттого довольно скучными, но если разобраться, почему они выглядят так и кто повлиял, — то все начинает играть новыми красками. В общем, я за подход, который позволяет очеловечивать институции, потому что «эффект очеловеченности» позволяет трепетнее относиться к городу, музеям, пространству, где живёшь. Думаю, в этом философия проекта.
Почему важно привлекать подростков к работе с музеями и культурными институциями?
Музей в идеальном мире существует для всех возрастов. Хочется, чтобы все группы были представлены в балансе. Что касается формата работы, то лаборатории — не панацея, они не всегда хорошо работают. Важно, чтобы сотрудники понимали, зачем им подростки. Например, это видно в Пушкинском музее и это результат кропотливой работы команды Наташи Гомберг и Саши Зотовой.
Ну а почему важно привлекать? У подростков — свежий, незамыленный взгляд. Это люди, которые задают разные вопросы. Взрослые часто боятся осуждения, а подростки — нет. Отойдя от позиции, что дети в музее — это те, кого нужно развлекать, можно получить интересных собеседников и верных фанатов.
Второе. Музей — это площадка для дополнительного образования, её не стоит выкидывать из спектра услуг для подростков и молодёжи. Радость от встречи с подлинником после картинки, просмотренной на проекторе, обычно неподдельная. Эта радость узнавания и возможность соотнести свой повседневный опыт с музейным увеличивает желание в этой музей ходить.
Ну и третье. Музей для подростков может стать местом, куда приятно возвращаться. После проведения лабораторию в Петропавловске-Камчатском в рамках фестиваля «Звук вокруг», для ребят музей стал очень понятным местом, потому что они разобрались, как он устроен. Тут главный хранитель не только в фонды сводит и на все вопросы про экспонаты ответит, но и проверит, чтобы в квестах не было опечаток, библиотекарь сфотографирует статьи из «Краеведческих записок» для тех, кто не успевает приехать в музей, а еще тут на втором этаже у Иры можно записать выпуск подкаста или съесть пиццу. Так музей становится третьим местом в городе — и это прикольно.
Как укрепить связь подростков с музеями? Что музеям не хватает для этого?
Хочется нам всем — работающим с людьми — пожелать избавляться от шаблонов, связанных с любым возрастом. Ставить во главу угла проблему клипового мышления подростков, которое не позволяет им смотреть на картины, — странно. Ну и тут надо быть с собой честными: зачем вы работаете с подростками. Я вот как-то для себя решила, что я не искусствоведов хочу вырастить, а критически думающих людей. Развенчание стереотипов рождается в диалоге: если объяснить всем сторонам, зачем мы все друг другу нужны, то я уверена, можно добиться феерических результатов. Такие результаты получаются, если все понимают, что предприятие, в котором они участвуют, — очень классное. Ну а если диалога не возникает, то появляется непонимание и сложности.
Дайте слово экспонату
Лаборатория «Дайте слово экспонату», инициированная ГМИИ имени А. С. Пушкина совместно с Камчатским краевым объединенным музеем фестиваля «Звук вокруг» в 2024 году, помогла подросткам взглянуть на музей по-новому. Проект был направлен на то, чтобы понять, как музей разговаривает со зрителем через предметы коллекции.
Задача лаборатории — ответить на вопросы
-что в музее можно узнать про себя?
-какие истории может рассказать музейный экспонат?
-почему ходить в музей полезно для выбора профессии?
-можно ли быть модным краеведом?
Результаты лаборатории
- прогулка и квест по музею
- серия открыток с экспонатами музея, для которой был разработан шрифт «Зорин» по мотивам рукописного шрифта, использованного при оформлении экспозиции в 1980-е годы
- выпуск подкаста про Камчатский краевой объединенный музей
Открытки, созданные в рамках проекта
Интервью с куратором лаборатории «Дайте слово экспонату» в Камчатском краевом объединенном музее
Наш музей никогда не работал с подростковой аудиторией в таком формате, как эта лаборатория. Пушкинский музей приезжал к нам уже не в первый раз, и я уже была знакома с руководителем «Пушкинский. Ю» Натальей Гомберг. Меня заинтересовало то, как они работают с подростками.
Я ждала, когда же наш музей задействуют в проекте «Звук вокруг». И вот все совпало: в этом году (2024) Пушкинский предложил нам поработать совместно над этой лабораторией, в которой была задействована и Юля Коржевина из проекта «Гениальные лоси».
Опыт Пушкинского музея — это результат многолетней работы. Поэтому, когда говорят «нужно работать с подростковой аудиторией», нужно задуматься, готовы ли мы к этому. Просто взять такой же опыт и повторить не получится.
Теперь лучше понимаю, как реализовывать подобные проекты. Я хочу закрепить полученный опыт. В ноябре 2025 я буду реализовывать отдельную подростковую лабораторию. Не знаю, во что это дальше в музее выльется, но здесь уже будет совершенно самостоятельная работа. Посмотрим, что получится.
Ирина Салыкова, куратор лаборатории, старший научный сотрудник Камчатского краевого объединенного музея
Был ли отклик от подростков? Заметили, что ребята возвращались в музей или больше заинтересовались музейной историей?
Это был не тот случай, когда школьники приходят в музей и мечтают поскорее уйти. У них, наоборот, появилось желание остаться, что-то сделать, внести свой вклад. Когда проект завершился, на презентации они были в восторге от результатов и говорили: «Мы готовы еще что-нибудь делать». Это был совершенно особенный отклик — живой, искренний.
Конечно, мы понимали, что некоторых ребят привели родители. Кто-то раскрылся, кто-то дошел до конца, а кто-то, наоборот, не пришел на следующий день. Но был один мальчик, которого буквально уговорили сходить: «Если не понравится — можешь не ходить». А ему, наоборот, понравилось. Он был довольно замкнутым, но нашел в этом проекте интерес. Девочка ему понравилась: не в романтическом смысле, а потому что у них оказались схожие увлечения. Ты можешь быть, например, белой вороной в своем классе, а здесь ты такой как все, вдруг найти человека, с которым тебе по-настоящему интересно и который тебя вдохновляет. Вот такой момент действительно был.
«Работа с подростковой аудиторией, наверное, даже сложнее, потому что ты должен быть с ними откровенен. Не будет откровенности — ничего не получится».
Читать далее
На следующей странице — программы Дома культуры «ГЭС-2» и .экспертная заметка о том, как культурным институциям эффективно выстраивать взаимодействие со школами.
